С директором «Фонда сохранения творческого наследия Бориса Чайковского» Валидой Келле беседует музыкальный журналист Ирина Зимина
ВК: Может быть, сначала вспомним Б. Чайковского… Борис Александрович Чайковский (1925-1996) олицетворяет собой лучшее, что было и, будем надеяться, сохранится в русской культуре. Он органично продолжает путь своих педагогов — Е. Месснера, В. Шебалина, Д. Шостаковича и Н. Мясковского. Не имевший громкой прижизненной славы композитор представляется сегодня личностью настолько значительной, что историю русской музыки невозможно представить без его имени. В надрывно-риторическом, глумливом и хаотичном отзвуке ХХ века стиль Бориса Чайковский узнается по чистоте и гармоничности своего голоса и звучит как напоминание о непреложных ценностях жизни всеобщей и каждой.
Сочинения Бориса Чайковского привлекали больших музыкантов. Среди исполнителей его музыки — А. Гаук, С. Самосуд, Р. Баршай, К. Кондрашин, В. Федосеев, М. Ростропович, Н. Шаховская, Г. Вишневская, Г. Писаренко, В. Пикайзен, И. Бочкова, квартет имени Бородина, квартет имени Прокофьева. И хотя жизнь преподносила композитору настоящие испытания (и жизненные, и творческие), они укрепили его в каких-то важных принципах творческой деятельности, не разрушили его цельную художественную натуру, о чем хорошо сказал Кирилл Волков: «Счастье Бориса Александровича в том, что в самых разных ситуациях он оставался самим собой».
Его убежденность и независимость кого-то даже отпугивали. Он мог позволить себе не замечать моды в искусстве, не считаться с ходульными представлениями о жизненном переустройстве, придерживаться принципов жизни и творчества, о которых кому-то удобнее было забыть; был сосредоточен на чем-то таинственно-высоком, знал нечто скрытое ото всех. Был настолько предельно порядочен и скромен, никогда не обижался, не жаловался — не понимают, не исполняют… Говорил: «Когда я выбрал свою профессию, я знал, что мне не дадут документа, гарантирующего что я буду всюду исполняться, получать одни удовольствия и набивать деньгами карманы…».
В самом конце жизни Борис Александрович пришел в педагогику. Чуть более шести лет он преподавал композицию в Российской академии музыки имени Гнесиных. Не только его официальные ученики получили школу высокого профессионализма, но его личность, безусловно, оплодотворила творческие искания многих молодых музыкантов. Один из них, заметил, что у иных знаменитых музыкантов-педагогов нашего времени часто нет учеников в подлинном смысле слова. Так как им или нечего передать молодому поколению, или жалко поделиться своими находками. Б. Чайковский создал вокруг себя плеяду единомышленников.
Творческое наследие Бориса Чайковского задает много вопросов, один из которых связан с выбором эстетического и стилевого пути: тогда как большинству представителей музыкального искусства второй половины ХХ века путь «авангардного» реформирования музыки казался неизбежным, творчество Чайковского развивалось вопреки этим представлениям. Позиции радикальных авангардистов давно уже претерпели серьезные изменения. А результат их поисков приводит зачастую к признанию основополагающих свойств искусства. Творчество такого художника, как Борис Чайковский, содержало этот ответ в себе всегда.
Борис Александрович Чайковский создал неповторимо-прекрасный художественный мир. И в эпических полотнах, как «Севастопольская симфония», «Ветер Сибири», и в обостренно-лирических монологах (Скрипичный концерт, Пятый квартет), в светлых возвышенных творениях (и одновременно неизбежно грустных), какими останутся «Подросток», «Музыка для оркестра», «Симфония с арфой», в драматических (Фортепианный концерт, Фортепианный квинтет) и даже в маленькой радиосказке о Слоненке, придуманной Давидом Самойловым или изысканно-пародийном марше из «Женитьбы Бальзаминова» — всюду мы почувствуем Божественную гармонию, ибо соприкоснуться с ней Борису Чайковскому было назначено судьбой.
И.З. – Итак, создан Фонд сохранения творческого наследия Бориса Чайковского…
В.К. – Для меня это естественный итог. Более того, прошло уже почти 8 лет со дня ухода из жизни Бориса Александровича. Поначалу у представителей старшего поколения было желание создать комиссию по наследию, понимая, какая ценность скрывается в оставленных нотных листах бумаги (и не только нотной). В последние годы музыка Бориса Чайковского звучала в исполнении В. Федосеева, В. Пикайзена, квартета Союза композиторов, студентов на кафедральных концертах консерватории и Гнесинской Академии. На фирме «Богема» вышло два диска с его сочинениями. Параллельно официальной концертной жизни шла работа, которая позднее и переросла в форму Фонда: продолжали издавать ноты с сочинениями Б. Чайковского композиторы «Русского музыкального товарищества», и мне удалось сделать несколько публикаций и радиопередач, а также несколько концертов, посвященных Борису Чайковскому и его ученикам. Исполнителями в этих концертах были Г. Писаренко, Н. Шаховская, Г. Ширинская, Э. Москвитина — те, кто играл музыку композитора и раньше. Но благодаря этим концертам удалось привлечь и новые исполнительские силы — это А. Тростянский, С. Ломовский, А. Найденов, М. Шестаков, А. Китаев, Я. Иванилова, И. Воронцова, И. Брежнева, Л. Ерохина, Сан Ле, П. Бердичевский, Е. Рымашевская, Т. Келле, Д. Красинский, Л. Шаповалов (невозможно всех перечислить) впервые стали исполнять музыку композитора. В концерте в Рахманиновском зале выступил камерный оркестр солистов БСО, созданный А. Деминым
– Да, трудная деятельность. Заниматься наследием, в буквальном смысле слова бороться за его признание, поддерживать без иждивенчества. Здесь требуется не только профессионализм, творческий потенциал, но и организаторские способности, и материальные ресурсы.
– И еще — найти ответственных исполнителей, оповестить всех, собрать в одно время и в одном месте, хорошо бы оно было. Правда, мне везло, ректор Московской консерватории Е. Овчинников дважды давал для проведения концертов памяти композитора Рахманиновский зал. Естественно, я не раз прибегала к помощи ректора Гнесинки М.Н. Саямова.
– Откровенно говоря, я не знаю таких концертов, которые бы в больших залах, с участием камерного оркестра делал кто-то в одиночку без серьезной финансовой помощи, как я знаю в твоем случае. Но для кого-то такая деятельность (внешнее ее подобие) привлекательна по другой причине — прийти на все готовое, как это принято в современном бизнесе.
– Да, конечно. Бывает и так…
– Кажется, что ты занималась музыкой Бориса Чайковского как исследователь и пропагандист всю жизнь? Сколько я тебя помню, с конца 70-х, когда ты начала преподавать.
– Возможно. Я так сразу и безотчетно полюбила музыку этого музыканта, что не могла жить без нее и без упоминания о ней. И не однажды подходили ко мне повзрослевшие студенты и благодарили, что я открыла им это чудо. Интересно, что я не встретила человека, который бы, войдя в художественный миром Бориса Чайковского, захотел бы покинуть его. Напротив, после первого знакомства (а я знаю, что не всегда и не всех его музыка ошеломляет сразу) потребность узнавать эту музыку становилась все больше.
ИЗВЕСТНОСТЬ
– Почему же до сих пор далеко не все музыканты даже знакомы с творчеством Б.Чайковского? Не говоря о широкой слушательской аудитории.
– Причина не одна. Во-первых, творческие устремления Бориса Александровича Чайковского не стопроцентно отвечали приоритетным направлениям отечественного искусства советского периода, коими можно считать официальное искусство (навстречу такому-то исторически эпохальному событию, по случаю юбилея такого-то вождя. А сочинений таких у других авторов было предостаточно. Сейчас как-то неловко называть фамилии.); искусство почвенное (слава Богу, что рапмовские деяния по уничтожению и нивелированию национальных традиций уже не имели силы, но, к сожалению, часто поддержка в этом русле шла не по высокому ценностному уроню, а формально, по «сарафану»). Борис Чайковский — глубинно русский человек и художник, но как раз внешних примет, этнической, фольклорной одежды у него практически нет (исключения — «Фантазия на русские народные темы», «Славянская рапсодия», музыка к кинофильму «Женитьба Бальзаминова»). Почвенное в его стиле — это прежде всего духовное родство с русской классической традицией. Хотя русские песенно-эпические, ариозно-романсовые или церковно-молитвенные темы и интонации проявляются у него очень ярко, но не прямо, а переплавленные в индивидуальном сознании. Наконец, (многие это не готовы признать), но и «авангардное» русло по-своему поддерживалось идеологами советского искусства. Нежелание посрамить свои «свободы» приводило к тому, что представители этого направления были представлены (за государственные средства) на фестивалях подобного толка («Пусть едут туда!»).
Борис Александрович существовал как-то отдельно. Более того, никогда не рекламировал себя, не упоминал о фактах, способных привлечь к его музыке по причинам не художественного, а конъюнктурного характера. Скажем, многие бы избежали искушения объявить (особенно после присвоения поэту Нобелевской премии), себя первым композитором, написавшим на стихи И. Бродского вокальный цикл? Да еще в то время, когда поэт был в ссылке и работал в коровнике? А Борис Александрович, после того, как Г. Вишневской не разрешили спеть «Четыре стихотворения И. Бродского» в концерте, даже не устраивал других попыток его звучания, а оркестровал цикл («Четыре прелюдии») и ждал, как сложится судьба сочинения. Также он, будучи секретарем Союза композиторов, не имел и половины изданных сочинений. «Мне не предлагали», – отвечал он на мое удивление. Как-то я спросила Бориса Александровича, могу ли обмолвиться о том, что он не был в партии (и в комсомоле!). «Разве Вы охотитесь за «жареным?» — спросил он. — Что, моя музыка лучше или хуже, от того, что я не был партийным?».
Кстати, в последние лет десять жизни (годы «перестройки») Борис Александрович оказался практически в стороне. Я заметила это, собирая в сборник о творчестве композитора (первый сборник о нем!) публицистику разных лет. Слишком часто мелькала в этот период моя фамилия в оглавлении. Потом я вспомнила, как на предложение двух журналов, нескольких радиостанций я говорила: «Я не могу и не должна одна говорить о музыканте!» На что мне отвечали: «Обращались к такому-то, у него ремонт, к другому — сейчас у него другие планы…» Можно вспомнить о различных ситуациях в разные периоды жизни Бориса Александровича, об этом я подробнее пишу в книге.
– Ты еще не окончила книгу?
БИОГРАФИЯ
– Биографию Бориса Александровича написать непросто. Если излагать на бумаге лишь жизненные факты, то у Б.А. Чайковского их будет крайне мало. У многих его современников в качестве таких фактов их биографий фигурируют многочисленные поездки за рубеж. Борис Александрович был почти лишен этого: в молодые годы по понятным причинам, позже непартийный и неконъюнктурный по взглядам и творчеству, слишком независимый, не пресмыкающийся композитор был практически «невыездным», а в последние годы жизни у него был потерян интерес к поездкам за пределы страны и он отказывался даже от очень престижных предложений. Но с позиций земной жизни композитора понятие «бурной», «насыщенной» событиями жизни — не более, чем бесследно проходящая суета или признаки тщеславия (всюду быть нужным или просто «быть», участвовать там-то, организовать себе концерт, фестиваль, добиться участия в международном фестивале и т. п.). Б. Чайковский был прежде всего и во всем художник! Богатство его внутренней жизни, яркость и интенсивности проживания каждого момента создавали почву для значимых художественных творений.
ЗАВЕЩАНИЕ
– Работая над жизнеописанием любого крупного художника (а сейчас, я думаю, многим ясно, что Борис Чайковский — личность исторического масштаба), нельзя ограничиться событиями времени лишь земного пребывания его. Интересно замечать какие-то изменения и в близкой ему при жизни среде и в далекой (хотя их можно перепутать). Предельно точный в оценках людей, он говорил порой с юмором: «С этим человеком я в разведку не пошел бы…». Или — «К себе в коллектив такого-то брать нельзя — он интриган». Сейчас время, в котором проверяются основные нравственные позиции, как понимание, память, верность. Были для Бориса Александровича вещи непреложные, чем не шутят и что не переделывают. Его волновали устои нашей жизни и он оставил нечто вроде письменного завещания: о чем думал, на что надеялся, что считал приемлемым для себя и других. В рукописи Бориса Александровича эти рассуждения звучат как заповеди: «Не злобствовать, не завидовать, не делать интриг. Не поддаваться коварству и хитроумию ничтожеств»…
– Вообще творчество любого художника — это приношение потомкам.
– Да. И то, что в период ярых споров, всевозможных крайностей, Борис Александрович (он, конечно, не один — прежде всего те, кто недавно ушел из жизни Свиридов, Вайнберг, Гаврилин) не дал нам усомниться в существовании вечных ценностей и доказал (не в декларативной форме, как в неоромантизме или полистилистике) жизнеспособность классико-романтических основ.
Более того, мне хочется сказать о том, Борис Александрович обладал провидческой силой в видении истории Отечества и тончайшим пониманием людей, мотивов их поступков. Некоторые свои предположения он высказал в конце жизни. И я вижу, как многое подтверждается! Вспомним «Севастопольскую» симфонию (у кого-то вызывало недоумение ее название, но название абсолютно точно выражает музыкальный смысл), она способна напомнить нам о независимом духе, гордости, героизме.
«Народ должен быть объединен какими-то идеями. Но не идеями сытости, удобства. Сперва дух», — говорил композитор.
А.И. Солженицын заметил как-то, что в последнее время в искусстве принят термин самовыражение, как основной критерий. «А может быть, не всякому надо выражать себя? Основной критерий — польза (правда, очищение, возвышение)». Думаю, это сродни размышлениям Бориса Александровича, на вопрос «Говорят, композитор «слышит» время…», он ответил: «Во всяком случае, желательно, чтобы «слышал». — Но как? Весь вопрос в том — идти на поводу у мелких примет времени или стремиться проникнуть в его глубину. «Слышать» время — не значит воспринимать лишь его внешнюю, так сказать, звуковую или, скажем, красочную, темповую характерность. «Слышать» — значит стараться выявить во времени нечто основное, выбрать, я бы сказал, его тональность, состояние. Время — это не шум и беготня, а состояние людей, их психологический настрой, это то, чем люди живут, то и как они чувствуют, как соотносят свое настоящее с прошедшим и будущим. Возможно, лишь взгляд в «колодец времени» (по выражению Томаса Манна) дает правдивый и емкий образ Времени» (Это фрагмент интервью, взятого у композитора Т. Грум-Гржимайло).
– Я знаю, что Борис Александрович неохотно давал интервью.
– Видимо, мне повезло больше, чем другим, так как разговоров с Борисом Александровичем у меня около 6 часов звучания.
ПАМЯТЬ
– Помним мы Бориса Александровича, вероятно, все по-разному. Но если будем забывать, то потеряем какую-то ниточку, связывающую нас с прошлым, достойным прошлым. Как, вглядываясь на расстоянии времени в Николая Яковлевича Мясковского, понимаешь, что он был главной личностью из прошлого русской музыки, перенесших с собой в новую Россию высокий дух и некие вечные ценности и представления. Правда, за это рапмовцы и объявили Мясковского «главой буржуазного направления в музыке».
Борис Александрович был притягивающей к себе личностью, он оставлял о себе очень сильную память, доходящую до мистического ощущения его присутствия в сегодняшней жизни. Приходя, например, к Приссам — Льву Владимировичу и Ирине Михайловне, на уровне прихожей чувствуешь, что здесь сохранилась память о поведении этого гостя и в принципиальных делах, и в мелочах. Так поддаваясь уговором не переодевать обувь, Борис Александрович говорил, «да правда, не в Японии». «Здесь он любил сидеть, на этом стуле. А кошку нашу (я знаю, всех кошек в отличие от собак) не замечал, был равнодушен». Отовсюду видны ноты, которые Лев Владимирович с огромным энтузиазмом издает с помощью Г. Дмитриева и в последнее время издательства «Композитор», его главного редактора Г. Воронова. И естественно, приходит на память фраза Бориса Александровича в адрес самого Присса — «Он очень талантливый композитор». И невольно думаешь, почему не знаем, не играем, не замечаем.
– Да, к сожалению, и я в первый раз слышу это имя…
безусловный лидер в плане мирового признания в отечественной музыке советского периода Прокофьев не всеми своими сочинениями вернулся полвека спустя на Родину. Это к вопросу, который у кого-то формулируется — все идет своим чередом, зачем организовывать Фонд, музыку играют, ноты издают…
«НУЖЕН ЛИ ФОНД?»
– Для любого, ценящего музыку Б.Чайковского этот вопрос вызывает удивление — самое ценное и малоизвестное и требует сохранения. Все разговоры, что все издано, все записано — из непонимания. Являясь секретарем Союза композиторов СССР, затем Москвы, Борис Чайковский не имел, как я упомянула, примерно половины своих изданных сочинений. А если они и выходили, то часто тиражом в 300 экземпляров (как «Тема и 8 вариаций»), что в масштабах даже Москвы недостаточно. Помню, как года три назад мне пришлось делать записи последних симфонических сочинений композитора для М.Л. Ростроповича, который не имел возможности их услышать. Приезжающие к нам в Гнесинскую Академию на повышении квалификации слушатели (педагоги, исполнители, музыковеды) впервые видят ноты и слышат записи с музыкой композитора.
– Все ли звучало при жизни Бориса Чайковского?
– К сожалению нет. Некоторые сочинения прозвучали лишь после смерти композитора, в концертах, которые я организовала. Например, Вторая фортепианная соната. Ее сыграла Галина Ширинская. Юношеские романсы на стихи Лермонтова, тоже не исполнявшиеся в публичных концертах. Их исполнили Елена Рымашевская и Валерий Бикташев. Еще два небольших детских цикла для фортепиано и две пьесы для балалайки и фортепиано «Шутка» и «Пейзаж» прозвучали в концертах в 1996 году и позже.
Недавно пришлось мне отвечать и на такой некорректный вопрос — «а как бы сам композитор отнесся к идее создания Фонда?» Телевидение меня спросило, и, как это и бывает — именно эта фраза была поставлена для экстравагантности в конце репортажа. У меня вырвалось (от сердца) — «Наверное, он был бы против». Любая фраза вне контекста может стать своей противоположностью — кстати, оружие стукачей основано именно на этом.
Когда я говорила перед камерой, то упомянула о необыкновенной строгости к себе композитора. Показательно, что нескольким авторам было отказано в их желании написать книгу о нем. Объяснение Бориса Александровича звучало так: «При жизни нельзя. Вот когда меня не станет, будет ясно, стоит ли мое творчество чего-либо».
– Абсурд.
– Вот именно, одно дело себя сохранять и прославлять (позиция вполне реальная для иного), другое — бережное отношение живущих к наследию умерших, понимание ценности творческого труда коллег — даже в незавершенном виде, даже к черновикам… В этом смысле, Борис Александрович был бы, конечно, «за», — ведь он участвовал, например, в работе над собранием сочинений Шостаковича, дописывал совместно с Эшпаем, Леденевым, Приссом оперу «Народовольцы» Револя Бунина.
— Думаю, когда чьим-то наследием занимаются далекие по духу люди, нет гарантии, что будет все достойно, а не с оттенком прихлебательства. Я знаю, что Борис Александрович доверял тебе и был бы за твое руководство. Видимо, это понимают и те, кто собрался в Фонде — ведь выбирали тебя они.
ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ
– Получилось так, что идею Фонда я вынашивала давно, но понимала, что нужны средства. Но есть такая обратная закономерность, чтобы средства найти — необходимо объединиться. Имена прекрасных музыкантов и символизируют ценность творческого наследия Бориса Чайковского. Лев Евграфов (член Фонда) с некоторым удивлением и восторгом говорил на пресс-конференции о том, что в Фонде так много коллег Бориса Александровича, композиторов, объединившихся в идее пропаганды его музыки — Андрей Эшпай, Олег Галахов, Роман Леденев, Георгий Дмитриев, Валерий Кикта, Маргарита Кусс, Владимир Рубин, Карэн Хачатурян, Кирилл Волков, Лев Присс, Виктор Ульянич, Алексей Ларин, Геннадий Чернов.
– Есть такой грубоватый афоризм, говорящий о непростых отношениях между творящими людьми — «человек человеку — композитор»…
– В данном случае — всё совсем по-другому. О подлинной памяти и искреннем уважении говорят многие факты во взаимоотношениях коллег с Борисом Александровичем. Скажу о самых последних событиях — когда я извинялась перед Владимиром Ильичем Рубиным за то, что не всем (и ему, в том числе) на пресс-конференции хватило времени для высказываний — он перебил меня: «Все это из области амбиций. Главное, это желание действовать». Упомяну еще о мартовском концерте БСО, где будет исполнена симфоническая повесть Романа Леденева «Зимний путь» памяти Бориса Чайковского.
– Исполнители, насколько я знаю, которые представляют Фонд — также люди, знавшие Бориса Александровича, имевшие с ним дружеские и деловые отношения.
– Да. Придумывать ничего не надо было. На вопрос, хотят ли они войти в Фонд, звучали такие ответы — «Неужели Вы сомневались, что я не соглашусь», — ответили мне Наталья Николаевна Шаховская, Галина Алексеевна Писаренко, Виктор Александрович Пикайзен, Галина Сергеевна Ширинская, Ирина Васильевна Бочкова. Мстислав Леопольдович Ростропович сказал, что «почтет за честь». Сказать, что Мстислав Леопольдович был первым исполнителем всех виолончельных опусов Бориса Александровича, мало, он инициировал их появление. Так же, как Эмилия Андреевна Москвитина. В результате ее настойчивых просьб написать для своего инструмента произведение, получила «Симфонию с арфой». Кстати, сочинение это исполнялось в заключительном концерте фестиваля «Московская осень».
Галина Алексеевна Писаренко, как говорил Борис Александрович, «сто раз пела «Лирику Пушкина».
Виктор Александрович Пикайзен был первым исполнителем посвященных ему Скрипичной сонаты и Скрипичного концерта. К тому же, будучи студентом консерватории, он участвовал в премьере фортепианного трио Б. Чайковского в 1956 году (в ансамбле с Е. Альтманом и композитором).
Ирина Васильевна Бочкова, влюбленная в Скрипичный концерт Б. Чайковского говорит, что иногда ей кажется, что эта музыка написана ей самой. Вспоминаю молодого композитора Валерия Бикташева, который после основательного знакомства с музыкой композитора, вдруг сказал: «Все, к чему я стремлюсь, оказывается сделано уже Борисом Чайковским!».
Галине Сергеевне Ширинской — низкий поклон. За первое исполнение Второй фортепианной сонаты, за ее запись и за участие в многочисленных инструментальных ансамблях. И за те планы, которые должны реализоваться в недалеком будущем.
Хочу вспомнить, как готовя концерт к 70-летию Бориса Александровича, я пригласила его на репетицию квартета под руководством Александры Евгеньевны Францевой. И композитор был поражен, как точно вычитана партитура его Пятого квартета! (В частности, темп в коде).
Владимир Иванович Федосеев дал жизнь нескольким крупным симфоническим работам Бориса Чайковского — «Севастопольской» симфонии, симфоническим поэмам «Подросток» и «Ветер Сибири», «Музыке для оркестра», «Симфонии с арфой». Играл и другие работы композитора — «Тему и восемь вариаций», Симфониетту, инструментальные концерты, Каприччио на английские темы.
Как-то я предложила Наталье Николаевне Шаховской сыграть Виолончельную сонату и услышала интересный ответ: «Я играла все виолончельные вещи Бориса Александровича кроме сонаты. Тем более интересно ее выучить», — сказала она.
– Помимо композиторов и исполнителей кто еще представляет Фонд?
– Два кинорежиссера — Евгений Иванович Ташков и Юлий Андреевич Файт. Назову хотя бы «Уроки французского» и «Подросток», снятые Ташковым, «Мальчик и девочка», «Фронт в обороне» и документальный фильм о композиторе Файта. Понятно, что они приглашены не только потому, что вместе работали, а были дружны. Манашир Абрамович Якубов — музыковед, писавший о музыке Бориса Чайковского, общавшийся с ним. Сегодня его деятельность известна по Обществу любителей музыки Д.Д. Шостаковича и издательству DSCH. В Фонд вошла также Лариса Георгиевна Михайлова, журналист и телережиссер. Еще один представитель моей профессии, моя единомышленница со студенческих лет — музыковед и педагог РАМ имени Гнесиных Татьяна Юрьевна Масловская.
Помогают нам в работе (я не могу сказать работают, так как все на добровольной основе), конкретно во всем, что связано с записью, набором нот, организацией мероприятий и т.п. Евгений Мартынов, Мария Соболева, Григорий Норштейн, студенты.
– Окончательный ли состав Фонда?
– В какой-то степени. С некоторыми еще идут переговоры. С учениками. Бориса Александровича А. Христиановым и Р. Радовичем работа уже началась. В желании сотрудничать с Фондом не может быть никому отказано…
– А какова материальная база работы Фонда
– С большим удовольствием и благодарностью называю имена трех женщин (помимо Янины Иосифовны, как учредителя), которые помогли на начальном этапе — Лора Андреевна Сергеева, Галина Михайловна Комова, Людмила Ивановна Христианова. А дальше — надеюсь, что помощь мы получим!
– Обычно в конце беседы спрашивают о планах…
– Их может быть меньше или больше. Главное, чтобы жила музыка композитора. Ибо каждая встреча с музыкой Бориса Чайковского не проходит бесследно. Несколько участников концерта сразу же попросили записи с разными сочинениями композитора. И когда я предлагала записать что-то из потенциального репертуара того или иного инструменталиста, мне говорили — совсем необязательно. Можно кантату «Знаки Зодиака» — такая прекрасная музыка, хочется ее слушать и слушать. Влюбленность в музыку Бориса Чайковского растет. Яна Иванилова, которая по моей просьбе несколько лет назад спела «Четыре стихотворения И. Бродского» (сначала в Шуваловской Гостиной, позже в Рахманиновском зале, теперь она поет этот вокальный цикл в своих концертах), изъявляет желание петь всю другую вокальную музыку композитора и не только для своего голоса – сопрано, но даже для меццо-сопрано! Я верю — музыка Бориса Александровича Чайковского, поселившись в душе, будет там жить.